И.о. директора КНП "Киевский городской клинический онкологический центр" (КГКОЦ) Александр Клюсов накануне Всемирного дня борьбы против рака рассказал агентству "Интерфакс-Украина" о том, как в условиях реформы работает крупнейшая онкологическая клиника Украины.

Автор: Анна Левченко

- Как изменилось оказание медпомощи с начала медреформы?

- Меняется медицина, меняется онкология, хотя на сегодняшний день основные силы медицинской научной мысли брошены на борьбу с COVID-19. Сегодня разговор об онкологической помощи это больше не о науке, это больше о реформе. Тут я должен сказать, что за два года в реформе многое изменилось. Сейчас реформа стала понятна, она стала осмысленной. Не будем говорить, что она идеальна, но в целом результативна.

- То есть клиника не закрылась, количество медуслуг которые оказываются населению, не сократилось?

- Я буду говорить об онкологии: ни одно онкологическое медучреждение в Украине не закрылось. В некоторых регионах, правда, процесс объединения, но это больше финансовые вопросы, которые решают некоторые проблемы, например, выплат зарплаты, обеспечения оборудованием, проведения ремонтов и т.п. Такое объединение позволяет сохранить какие-то медучреждения, но это не закрытие медучреждений, которые занимаются онкологией. Закрытие онкологических учреждений в дальнейшем маловероятно, ведь если мы обратимся к статистике, то увидим, что за 10 лет прирост онкозаболеваний составил 30%.

- Какие результаты за 2021 год показал КГКОЦ?

- За прошлый год мы пролечили почти 40 тыс. больных. В 2020 эта цифра была 32 тыс., а лет пять назад она едва достигала 20 тыс. 

- А за счет чего такой рост?

- Такие результаты не только за счет роста заболевамости, но и за счет нескольких факторов, которые касаются непосредственно реформы. Если раньше мы были региональным коммунальным предприятием и лечили, в основном, киевлян, то на сегодняшний день благодаря принципу экстерриториальности в отношении доступности помощи мы лечим не только киевлян, но жителей других регионов.

- Какова доля пациентов из других регионов?

- Раньше эта цифра составляла от 5% до 10%, сегодня более 20%-25%. Но уточню, что в рамках контрактов с НСЗУ мы лечим пациентов из разных регионов, но по программе "Здоровье киевлян" – только киевлян. В эту региональную программу входят, в основном, химиотерапия, препараты, которые выходят за рамки Нацперечня основных лекарственных средств. Но и в отношении химиотерапи в рамках пакетов НСЗУ у нас есть препараты для иммунорепаии, таргетной терапии, другие.

- Насколько удовлетворяется потребность в этих препаратах?

- Мы запрашиваем 100%-ю потребность. Конечно, перебои бывают, но поставки постоянно идут.

Кроме того, у нас впервые за много лет сложилась такая ситуация, что работает четыре единицы тяжелой техники для лучевой терапии – три линейных ускорителя и один гамматерапевтический аппарат. Аппараты не новые, но они модернизированы и работают, хотя иногда что-то выходит из строя. С таким парком нам приходится конкурировать с другими клиниками, в том числе частными, у которых намного лучше ситуация.

- А есть перспектива, что парк тяжелой техники может быть обновлен?

- Периодически разговоры об этом активизируются, но пока конкретных решений не принято. Знаю, что в регионах ситуация еще хуже. Я не могу сказать, что государство не решает эту проблему, мы знаем, что за госбюджет закупаются 22 линейных ускорителя и эта техника, вроде, на подходе. Но есть вопрос, как они распределятся, ведь на сегодня существует формула, что нужен один ускоритель на 250 тыс. населения, хотя раньше считали, что нужен один на 1 млн населения.

- Становится ли частная медицина конкурентом государственной и коммунальной в сфере применения такой крупной медтехники?

- Становится, в том числе и потому, что сегодня условия бункеров для эксплуатации ускорителей не такие жесткие. И в целом, такие проекты не настолько затратные, поэтому частники устанавливают такое оборудование. Топ-оборудование может стоить до 100 млн грн, а просто хорошая "машина" – около 60 млн грн. Но если такое оборудование требовало бункера, часто под землей, то сейчас намного проще. Поэтому появляется предложение от частных клиник. Как гражданин, я в этом ничего плохого не вижу, но с точки зрения руководителя государственного медучреждения я понимаю, что не каждый пациент может позволить себе заплатить 2-3 тыс. грн за сеанс, а ведь на курс лечения может понадобиться 10 сеансов и больше, а это уже деньги.

- Если вернуться к тому, как Киевский онкоцентр работает в реформе по контрактам НСЗУ, то как себя показали два предыдущие контракта?

- У нас был один из самых крупных контрактов, ведь контракт выстраивается на статистических данных об оказанных медуслугах. На сегодня мы медучреждение, которое пролечило больше всех онкобольных в Украине. С нами никто не сравнивается, но в этом и есть часть проблемы. .

- Почему?

- К нам идут деньги, и некоторые считают, что это просто. Договора с НЗСУ на 2022 год пока нет. К тому же нам нужно учитывать в расчетах указ о повышении зарплат медиков. 

- А какие зарплаты у вас были?

- У медсестры без категории зарплата была 13780 грн.

- То есть вам нужно теперь ее понизить?

- Конечно, понижать мы не будем. Но вопрос в том, что зарплата, в частности, медсестры складывается из ставки и надбавок. И если взять за основу, за ставку 13500, то фактическая зарплата с учетом надбавок увеличится до 30 тыс. грн, а таких зарплат ни один бюджетный контракт не выдержит, но у нас еще какой-то запас прочности есть. У нас на зарплату уходило около 65% договора, и оставались деньги на развитие, но если эта доля существенно увеличится, то развития не будет и можем опять превратиться в бюджетное заведение. Все-таки не для этого мы реформировались. За два года мы увидели перспективу, усилились, начали приводить клинику в порядок, делать ремонты. И не хочется терять перспективу. Поэтому, мы готовы делиться опытом того, как нам удалось и зарплаты повысить, и финансирование заработать.

- Не думали о поставках крупной медтехники в лизинг или в концессию?

- Я скажу так: на сегодня очень много вопросов, которые государство может отдать на аутсорсинг, в концессию, но это все вопросы, которые надо выстраивать. Проекты такие есть, но пока это только проекты. Нам бы такой инструмент государственно-частного партнерства (ГЧП) помог бы улучшить направления онкологии, которые на сегодняшний день у нас не представлены. Например, опухоли головы и шеи, щитовидной железы. Они у нас есть, но их нужно развивать. Например, у нас есть радионуклидная диагностика и лечение опухолей щитовидной железы, но у нас нет такой банальной вещи как хирургия щитовидной железы. Также с направлением голова-шея, которое нужно развивать. В 2022 году мы хотим этим заняться.

К тому же некоторые направления надо подправлять, начиная от скрининга до этапа оказания специализированной помощи.

- Планируете ли развивать направление скрининга?

- Нет, скрининг во всех странах это всегда первичка. И это отдельная робота. Но мы не должны от этого отворачиваться и мы заинтересованы в том, чтобы скрининг был эффективным, ведь это лечение опухоли 3-4 стадии стоит миллионы гривень, тогда как 1-2 стадия обходится намного дешевле. И что важнее: если на 1-2 стадии до 95% выздоровления, то 3-4 - 30-50%. Поэтому мы заинтересованы в эффективности скрининга. Это то поле, на котором мы должны работать.

- Насколько сейчас меняется отношение людей к ранней диагностике?

- Люди не обращаются на ранних стадиях, потому что это безсимптомные стадии. Нужно понять, что это проблема всех систем всех государств. Почему в цивилизованных странах рак выявляют на более ранних стадиях? Не потому, что там сознательные люди, а потому, что если пациент не пройдет скриниг вовремя в рамках медицинского страхования, то потом ему придется платить за него. И тогда у пациента сразу появляется сознательность.

Несколько лет назад мы думали создать направление ранней диагностики, выявлять бессимптомные форм заболевания, причем не только онкологических. Но это не онкоскрининг. В головах у людей нужно эту систему выстроить, что б люди шли обследоваться, не боялись. И чтобы у врачей стимулы: выявил что-то – получил доплату. Ну тут нужен четкий контроль за качеством и эффективностью такой диагностики. Пока не пришли к пониманию.

- Какие планы у клиники на 2022 год?

- Выжить. Сделать ремонты, приобрести новый линейный ускоритель, возможно, в лизинг, возможно, нам его поставит государство или местный бюджет.

Еще есть важный проект "Аптека", Департамент здравоохранения уже закупил оборудование.

- Что за проект "Аптека"? Это партнерство с какой-то фармкомпанией или аптечной сетью?

- Это проект Департамента здравоохранения. Суть проекта в том, чтобы автоматизировать процесс разведения препаратов для химиотерапии. Нам для проекта уже поставили турецкое оборудование: три роботизированых цитобокса, в которых робот разливает готовые формы химиопрепаратов, оборудование закупил департамент. Я надеюсь, что в течение ближайших месяцев проект заработает.

- Сколько инвестировано в этот проект?

- Около 50 млн грн. В прошлом году Департамент здравоохранения Киева профинансировал ремонт аптечного отделения.

- А почему возникла необходимость такого самостоятельного разведения химиопрепаратов при том всем разнообразии форм, которое предлагает фарма?

- Сейчас по этому пути идет весь цивилизованный мир. Это вопрос рационального использования безопасности и коррупционной составляющей. Фармкомпании поставляют готовые формы, которые фасуются стандартно, но дозировка препарата рассчитывается индивидуально по росто-весовым показателям. Например, пациенту нужно ввести 750 мг препарата, а во флаконе 1000 мг, поэтому из флакона берут 750 мг, а 250 мг выливают. Если препарат стоит 1000 грн, то 750 грн вводишь, а 250 грн выбрасываешь. Если же препарат стоит 100 тыс. грн, то выливать 25 тыс. грн неправильно. Поэтому в мире придумали способ, чтобы робот фасовал дозировку под конкретного пациента.

Что сделали мы? У нас работает комиссия, которая формирует группы пациентов, чтобы использовать препарат рационально, не выливая, но пока растворы готовятся вручную. Поэтому мы начали этот проект еще в позапрошлом году, в конце позапрошлого года закончили ремонт аптечного отделения, в прошлом году закупили оборудование. Надеюсь, что в 2022 году мы этот проект уже запустим. Здесь и рациональность, и эффективность, и безопасность - как пациента, так и персонала.

- Для запуска проекта нужны какие-то особенные препараты?

- Нет, это препараты, которые нам закупают централизованно. Но мы будем фасовать их под конкретного больного. В Украине такого пока нет. 

- Что еще планируете в 2022 году?

- Еще у нас запланированы хозяйственные вопросы: капитальный ремонт системы жизнеобеспечения, канализации, водопровода во всех корпусах. Планируется ремонт трех отделений: детского, отделения радиологии и, возможно, одного хирургического отделения или реанимации. Проектов много, но насколько они реализуются я пока не готов сказать. Есть четыре по сути готовых проекта под реализацию.

- Как на работу клиники повлиял второй год пандемии?

- COVID-19 реально влиял, вносил диссонанс, но, как я уже сказал, больных меньше не стало ни по одному из направлений. Из-за COVID-19 мы немножко по хирургии проседали, но к концу года вышли на те же цифры, что и в 2020 году, а в целом пролечили больше больных.