Медицинский директор сети "Добробут" Татьяна Аникеева в интервью агентству "Интерфакс-Украина" рассказала о перспективах развития частных онкоклиник, ковидных стационарах и вакцинации

Автор: Анна Левченко

- Как Вы считаете, может ли в Украина развиваться частная онкология? Есть ли у украинцев деньги на частную онкологию?

- Если мы берем онкологическое заболевания, начиная со второй стадии и далее, то онкология это действительно большие инвестиции, потому, что 95% успешного лечения будет зависеть от правильной диагностики. К сожалению, это тяжелая дорогостоящая диагностика. Чтобы как-то снизить риски развития далеко зашедших стадий, нужно использовать возможности скрининговых программ, которые могут быть успешными, если внедрять их на уровне первичной медицины. Такие чек-апы позволяют выявлять предраковые состояния или заболевания на ранней стадии, которые излечимы.

Это недорого. На мой взгляд, этим могут и обязаны заниматься все частные клиники, которые ведут поликлинический прием. Не только государственная "первичка", но и все поликлинические направления частных клиник. Это должны быть определенные тесты и обследования для пациентов в определенном возрасте. Например, для женщин это – PAP-тест, УЗИ молочных желез или маммография, для мужчин – УЗИ предстательной железы, для всех - гастроскопия и колоноскопия. Организовать такие обследования недорого для частной клиники. Сегодня, практически, в каждой третьей частной клинике есть стойка для проведения гастроскопии и колоноскопии: методы оценки состояния внутренней поверхности желудка, пищевода и толстой кишки соответственно.

Это что касается первых стадий и скрининга, но если мы говорим о полном цикле лечения онкозаболевания, то он требует больших инвестиций. В любом случае, это должен быть высококачественный КТ, не обязательно 132 среза, можно и 64, с хорошими программами постобработки данных. Если мы говорим о малом тазе или головном мозге, то у клиники должен быть МРТ не менее 1,5 тесла, опять-таки с хорошим программным обеспечением и здравомыслящей командой радиологов, а радиолог на сегодня – одна из самых высокооплачиваемых специальностей в медицине. Поэтому, если мы говорим о полном цикле, то это дорого и требует больших вложений. Иногда требуется ПЭТ КТ, а ПЭТ КТ - это не только дорого, но и проблематично из-за использования радиофармпрепаратов. Не то, что частная клиника, даже не все государственные центры могут себе это позволить. Нужно, чтобы в регионе был хотя бы один ПЭТ КТ, сегодня в Украине фактически есть три работающих ПЭТ КТ, причем два в госсекторе: в больнице "Феофания" и Киевском онкоцентре на улице Верховинной.

Если же говорить о лечении, то самое дорогостоящее для клиники - это лучевая терапия. Мало того, что само оборудование стоит немалых денег, так оно еще требует отдельного бункера. Есть определенные строительные нормативы (ДБН), которые нужно обязательно соблюдать. Постройка таких помещений требует больших капитальных вложений.

Частные клиники очень тщательно просчитывают свои возможности. Нужно ли, чтобы в регионе было пять частных онкологических клиник, которые будут конкурировать? Я, думаю, что нет. Потому, что каждая клиника будет загружена на 20%, а это не позволит вернуть инвестиции. Например, не так давно мы были в Голландии, изучали опыт организации системы здравоохранения. В Амстердаме есть замечательный Нидерландский институт рака: там полный цикл, есть шесть бункеров, стоят линейные ускорители. Мечта! Но при этом это единственный такой центр на весь регион.

Что мы имеем в Киеве? Конкуренция – это хорошо, но если мы берем частные онкоклиники – "Лисод", "Обериг", Клиника Спиженко, "Инновация", то у них предполагаю, нет достаточной загрузки.

- Они прогорают?

- Я не думаю, что они прогорают, но они вряд ли получают ту прибыль, на которую рассчитывали. Когда мы говорим о том, что это дорогостоящие технологии и большие инвестиции, то, естественно, сама услуга не может стоить дешево. И достаточного количества платежеспособного населения, которое может позволить себе такую терапию, у нас нет. В Украине половина населения за чертой бедности. Это реалии.

- Так все-таки, есть перспективы для развития частных онкоклиник?

- Безусловно, есть. Нужно понимать, что лучевая терапия нужна не всем пациентам с онкологией, поэтому, частные клиники, скорее всего, начнут заниматься лечением определенного вида рака, но делать это максимально эффективно.

Когда-то один мой хороший друг, онколог, сказал, что в будущем онкологической хирургии не будет. И, в принципе, мировые тенденции в лечении рака направлены на прицельную, таргетную химиотерапию. Это не требует существенных инвестиций, кроме правильно оборудованного зала химиотерапии. И если прогнозировать на 10 лет вперед, то, скорее всего, в будущем этим смогут заниматься многие клиники. Но, как показывает опыт, Украина отстает от мировых трендов лет на 10. Поэтому, если весь мир придет к таргетной терапии через 10 лет, то Украина через 20.

- Все зависит от стоимости препаратов?

- Естественно. Оригинальные препараты очень дорогостоящие. Но со временем на рынке появляются, не только оригинальные, но и биоэквивалентные им генерики. Они значительно дешевле. Мы сейчас активно применяем иммунобиологическую терапию в ревматологии, хотя 20 лет назад пациенты не могли себе этого позволить, потому что одна инъекция стоила около $4000 в месяц, а сейчас стоит уже $200 и у меня половина пациентов на иммунобиологии. Действительно, время удешевляет дорогостоящие препараты.

Я думаю, что частные онкологические клиники смогут конкурировать и между собой, и с государственными. Тем более, что в частной клинике пациент чувствует себя намного уютнее, чем в государственной.

Кроме этого, есть еще один момент. Мы буквально на днях обсуждали опыт пациента, который сначала пришел в государственную больницу к уважаемому профессору, но в этой клинике есть единственное мнение врача, поэтому завтра, я и онколог-хирург, будем оперировать. Мы отличаемся от таких авторитарных систем тем, что у нас ни одна операция не назначается до тех пор, пока не будет проведен мультидисциплинарный онкологический консилиум (МОК). Каждую среду у нас в медицинском центре проходит такое собрание, где присутствуют специалисты - клинические онкологи, химио- и радио-терапевты, хирурги и др. Это около 20 человек, профессионалов высокого класса, которые активно изучают профиль пациента, учитывая его состояние здоровья и сопутствующие заболевания. Там они дискутируют, обсуждая терапию, привлекая знания европейских и мировых ассоциаций, чтобы найти наиболее эффективную тактику лечения. У нас врач не может единолично решить и провести завтра операцию. На МОК присутствуют патологи, гистологи, генетики. Сейчас онкология затрагивает практически все научные медицинские сферы, и хорошо, когда эти специалисты друг друга слышат.

МОК предоставляет пациенту заключение о прогнозах при разных тактиках лечения. К сожалению, есть и финансовая сторона, поэтому мы даем пациенту право решить. Для меня важно, когда к нам на МОК приходит женщина 35 лет с онкологией, то клинический онколог спрашивает ее, какие у нее планы по деторождению. Важно чтобы врачи не забывали, что перед ними человек, а не просто онкологический пациент. Это не очень часто встретишь в государственной медицине, хотя ко многим специалистам отношусь с большим уважением. Многие наши специалисты - совместители в государственных клиниках, поэтому я рада, что тот подход, который они видят у нас, они приносят в государственные онкодиспансеры и клиники.

- Сколько онкологических пациентов в вашей клинике?

- В среднем, на мультидисциплинарном онкологическом консилиуме еженедельно присутствует от 7 до 10 пациентов. Бывают пациенты, которым по решению МОК показана только химиотерапия, и через какое-то время пациенту назначается повторный МОК, затем после первого цикла лечения пациент повторно обследуется. Консилиум врачей определяет, как развивается заболевание, как организм реагирует на терапию, есть ли регресс заболевания. Если мы видим хороший эффект, хирургия будет менее травматичной, органосберегающей.

Правда, есть ургентные показания к операции. Например, рак толстой кишки с непроходимостью. К нам онкологический пациент поступает ургентно с кишечной непроходимостью или кровотечением. Конечно, его оперируют срочно, после этого он проходит дообследование и потом приходит на МОК.

Как правило, уже с поликлинического приема пациент может быть направлен на МОК. Например, пришла молодая женщина к гинекологу и после проведения ПАП-теста доктор видит, что у нее большое количество атипичных клеток, т.е. рак шейки матки. И тогда уже на поликлиническом приеме доктор связывается с менеджером МОК, чтобы определить, какие дообследования нужно сделать, чтобы попасть на МОК.

Всего в прошлом году на различные консультации по поводу онкозаболеваний к нам обратились более 7 тыс. человек, через МОК прошли 282 пациента, было проведено 245 операций.

- Как вы оцениваете ситуацию с COVID-19? Вы уже закрыли один свой ковидный стационар?

- Мы уже закрыли два из трех COVID-стационаров, на ул. Любомира Гузара, 3, и Софиевской Борщаговке.

Сейчас принимаем на Гузара любую терапевтическую патологию, в том числе и постковидных пациентов, у которых после COVID-19 проявились другие заболевания, например, миокардиты, полисерозиты, аутоиммунные осложнения.

Инфекционный стационар, который есть в Софиевской Борщаговке, сейчас не работает, тут возобновили поликлинический прием пациентов.

Мы планируем, что третий ковидный стационар в здании клиники "Борис" закроем весной и клиника уйдет на реконструкцию.

- Планируете ли делать прививки от COVID-19?

- Если будет возможность получить вакцину Pfizer, которая требует специальных условий хранения то, мы бы взяли на себя миссию вакцинировать максимальное количество людей. У нас для этого есть инфраструктура и мощности. Но мы пока ждем от государства или от дистрибьюторов каких-то конкретных инициатив и предложений.

- А что говорят дистрибьюторы? Они готовы завозить Pfizer?

- Все ждут, все смотрят, кто даст холодильник, который может обеспечить -80 С и будет защищен от перепадов напряжения.

- А такого нет?

- У нас нет, но, я думаю, в стране есть. Как только будет государством принято решение о хранении, то мы готовы.

- Вы рассматриваете только Pfizer?

- Ко всем остальными вакцинам пока есть много вопросов. Мне очень нравится статистика, которую недавно начали публиковать частные лаборатории относительно коллективного иммунитета и количества переболевших. Сколько же нужно вакцин? Пациенты часто сдают иммуноглобулины G, чтобы понять хороший у них сформировался иммунитет к COVID или нет, нужно ли им вакцинироваться? Я попросила своих друзей–ученых прокомментировать естественный и приобретенный иммунитет, и получила ответ, что дело вообще не в иммуноглобулинах G, в идеале, нужно изучать клеточный иммунитет.

Вокруг иммунитета к COVID-19 больше вопросов, чем ответов, но если человек не болел, то однозначно нужна вакцинация, особенно у определенной категории лиц. Конечно, все считают фармэкономику, но нужно помнить об этике и гуманизме. Если к нам придет пациент и 90 лет и 20 лет, захотят вакцинироваться, то разницы для нас не будет, кого первого вакцинировать. Но если у нас будет ограниченное количество вакцин, тогда должна быть живая очередь. Мне кажется, это правильно, чем определять приоритетные группы, хотя вакцинировать медработников нужно вне групп.

- Министр здравоохранения Максим Степанов говорил, что на рынке вакцина появится летом. Вы согласны с такими сроками? Или это может произойти раньше?

- Какие-то предложения могут появиться раньше, но я к этим предложениям отношусь как к аферам. Такие предложения прилетают раз в две недели ко мне в почту: а не хотите ли купить китайскую вакцину, а то мы будем завозить партию. Правда, на деле, пока фармпредставители только пытаются взять с нас обязательства выкупить, если они завезут. Но я пока таких обязательств дать не могу.

- Если вернуться к онкологии, как вы оцениваете перспективы использования вакцин от рака?

- На сегодня есть вакцинация от ВПЧ (Вирус папилломы человека, HPV — Human Papillomavirus), но это информация настолько малоизвестна среди женщин, что мне прямо хочется кричать об этом, чтобы все мамы вакцинировали своих дочерей. У меня сын, но я ему тоже сделала такую прививку, потому, что я понимаю, это моя ответственность перед будущей невесткой. Вакцинация от ВПЧ должна развиваться. В пятерке лидеров смертности до сих пор остается онкология, возможно, если бы не было COVID-19, ученые бы эффективнее работали над созданием вакцин от рака. Если такая вакцина способна предотвратить рак шейки матки, одну из самых частых причин смерти у женщин, то это направление нужно развивать.

- Почему у нас не развивается это направление?

- Эта вакцина не входит в перечень обязательных. Как правило, в календарь прививок входят вакцины для предотвращения инфекционных заболеваний. Правда, в некоторых развитых странах на эту вакцину уже обратили внимание. Я думаю, у нас на государственном уровне для массовой вакцинопрофилактики это очень дорого.

К тому же, на сегодня до сих пор ведется полемика, какая вакцина эффективна, какая нет, насколько снижается риск рака шейки матки? Эти вещи очень дискуссионны и зависят от метаанализов. Правда, тут есть проблема всплесков недобросовестной информации, начиная от того, что вакцина эффективна в 90% случаев, заканчивая тем, что это не доказано. Из-за таких информационных бурь, в головах врачей начинают возникать сомнения. И для государства, эффективность вакцины, по доказательной базе которой ведутся споры, это не приоритет.