Эксклюзивное интервью генерального директора ОДО "Интерхим" Анатолия Редера
Насколько актуальной для Украины является проблема паллиативной помощи?
В Украине около 86 тыс. паллиативных больных и людей, которые умирают вследствие тяжелых заболеваний. По исследованиям Human Rights Watch, 99% из них умирает в мучениях. В частности, при онкологических заболеваниях, ВИЧ/СПИДе или серьезных травмах люди уходят из жизни, испытывая ужасные муки, хотя согласно требованиям ВООЗ обезболивание для таких людей должно быть доступно без ограничений.
Как только мы зарегистрировали таблетированный морфин и он начал попадать к пациентам, я собственными глазами увидел людей, которые могут прожить по-человечески, без мук оставшийся короткий отрезок времени. Тем не менее, проблема доступности обезболивания остается актуальной. В настоящее время мы являемся одним из двух источников морфина, но только 2-5% паллиативных пациентов обеспечены обезболиванием, 95% больных продолжают умирать в муках.
Мы продолжаем производство таблетированного морфина, хотя в настоящее время для компании оно абсолютно бесприбыльно. По большому счету, это сфера социальной ответственности. Мы производим морфин очень высокого качества из самой качественной шотландской субстанции, но при этом мы раз в полгода-год вынуждены уничтожать невыкупленный препарат, когда истекает срок его годности. Т.е. даже то небольшое количество препарата, которое есть, остается невостребованным.
Почему?
Потому, что такова система его реализации и оборота на рынке. Все участники процесса запуганы, поэтому паллиативному пациенту получить обезболивание реально довольно сложно.
Есть ограничения на выписку рецепта. Пациенту или тому, кто за ним ухаживает, нужно пройти три-четыре кабинета, чтобы получить такой рецепт, потом нужно найти одну из немногочисленных аптек, где есть обезболивающее. И пока этот выписанный рецепт не отоварен, новый рецепт на этого больного не выпишут. Это система, которая достаточно сложная и вызывает множество сложностей. По нашим данным, мы не можем назвать их официальными, но они достаточно точны, только 25% врачей имеют право выписать рецепт на обезболивание для паллиативного пациента, например, онкобольного на последней стадии заболевания. Разрешение выписывать рецепт дает руководство лечебного учреждения. И даже эти 25% врачей тысячу раз задумаются, прежде чем выписывать рецепт, ведь такие препараты – это самая благодатная тема для проверок на предмет, не выписывают ли они эти рецепты для наркоманов.
Насколько оправданы опасения, что обезболивающий препарат, тот же таблетированный морфин, может быть использован не по назначению?
Вообще не оправданы. Это фантазии. Согласно международной статистике, морфин, опиоидная терапия используется в большинстве стран мира, но "неправильное использование" составляет менее 2%. 98% препарата используется по назначению, для обезболивания. И даже при таком невысоком уровне "неправильного использования" опиоидную зависимость получили только 0,4% пациентов. Это цифры, которые стремятся к нулю, особенно на фоне того количества людей, которые невыносимо страдают и нуждаются в этом обезболивании. Таким образом, на одной чаше весов тысячи людей, которые мучаются от боли, а на другой, возможно, десяток человек, которые в силу разных не очень объективных причин могут использовать препарат не по назначению.
И все-таки, почему препарат приходится уничтожать? Почему он не попадает к пациентам? Существует ли какой-то госзаказ, заявки на выпуск препарата? Вы учитываете количество больных, нуждающихся в нем?
Естественно, какие-то маркетинговые расчеты мы делаем, но со стороны государства не существует никаких заявок – у нас открытый рынок. Единственное, чего удалось добиться здравоохранению за последнее время, это то, что сегодня больные могут купить обезболивающий препарат в аптеке в виде таблетки, а не ждать, пока приедет "скорая" и сделает инъекцию. Чтобы лучше понять, о чем речь, представьте себе, что раньше для того, чтобы сделать обезболивание, нужно было вызывать "скорую помощь". Но "скорая" за один приезд могла сделать одну инъекцию, а для человека на 3-4 стадии заболевания может потребоваться до 26 инъекций в сутки, т.е., согласно этим нормам, "скорая" должна была приехать 26 раз.
Раньше "скорая", которая делала инъекции, должна была сдавать ампулы от введенного препарата. Зачем, не понятно, но контроль был очень жесткий. Правда, сейчас этого делать не нужно, но врачи, которые запуганы старой системой, опасаются и спрашивают, а что нужно делать с блистерами от таблетированного морфина, которые остаются после приема таблеток, нужно ли их куда-то сдавать. Мы говорим: ничего с ними делать не нужно, их можно просто выбросить, но врачи все равно сомневаются, ведь это нигде не написано. Медики хотят, чтобы где-то в подзаконных актах Минздрава было четко прописано, что блистеры от таблеток сдавать никуда не нужно, что их можно выкинуть. Иначе врачи по-прежнему будут опасаться, что к ним придет проверка и правоохранительные органы запросят подтверждение того, что онкологические пациенты сами принимают обезболивающие препарата, а не продают их наркоманам.
Если, как вы говорите, система все-таки несколько изменилась, что может послужить поводом к проверке?
Многие моменты по-прежнему остаются неурегулированными, и ими можно спекулировать не только в отношении медиков и провизоров. Например, человек пошел в аптеку и купил для своего умирающего родственника морфин, а по дороге домой его остановил милиционер и нашел препарат. В этом случае возникает риск, что человека задержат за незаконное хранение наркотиков. Рецепт, который бы объяснял, для чего нужен препарат, остался в аптеке, а у человека, по сути, ничего кроме "наркотика" нет. Вместе с тем доступность обезболивания непосредственно влияет на качество жизни человека. Мы видели множество тяжело больных людей на западе, которые получая обезболивание, вели абсолютно адекватную жизнь, и последнюю ее часть проводили без мучений. Отдельная история – это паллиативная помощь детям.
Не так давно "Интерхим" передал Одесской детской областной клинической больнице препарат для лечения детской гемофилии. Эти препараты должны закупаться за счет госбюджета. Почему бизнес взял на себя функции по обеспечению этим препаратом?
Я случайно услышал о проблеме от матери, которая в отчаянии пыталась найти препараты для своего ребенка. Женщина семь месяцев не выпускала ребенка на улицу, ведь из-за отсутствия препарата и терапии в любой момент могло произойти непоправимое. Это заболевание грозит летальным исходом в самых простых бытовых ситуациях, если не использовать специальные препараты - т.н. "факторы крови" в виде инъекций. В большинстве стран пациенты проходят постоянную терапию и в течение жизни получают такие препараты от государства, забывая о своем заболевании. Дело в том, что гемофилия – это т.н. "орфанное" заболевание, достаточно редкое, человек самостоятельно, без терапии не в состоянии справится. Но благодаря терапии человек в других странах живет обычной жизнью, хотя когда-то этот диагноз был приговором. В Украине все остановилось именно на этом уровне.
Гемофилия у детей лечится по госпрограмме, препараты закупаются централизовано, закупки проводит Минздрав. В Одесской области в программе принимают участие 24 таких ребенка, но несмотря на госпрограмму, в областной детской клинической больнице не было ни одного флакона – закупленные в 2014 году препараты закончились, новых поступлений по закупкам 2015 года нет.
Мы закупили и передали препарат - т.н. "фактор 8", на сумму 1,3 млн грн. Я разговаривал с главврачом клиники, он сказал, что этого количества, в принципе, хватило бы на 3-4 месяца для проведения стандартной терапии для всех 24-х детей, когда больной принимает препарат постоянно, предупреждая критические ситуации. Но при этом главврач сказал, что они смогут перевести на стандартную терапию максимум одного пациента, так как не уверены, что будут следующие поставки по госзакупкам, поэтому вынужденно оставят препарат для экстренных случаев.
Почему они не уверены, что будут поставки, ведь из бюджета выделены средства?
Средства на закупку были выделены еще в начале 2015 года, но закупок до сих пор нет.
Есть еще нюанс: мы закупили препарат у компании, которую обвиняют в завышении цен при госзакупках и в некорректном поведении на рынке. Я проверил: цена закупки была объективная. Но если я со своими коллегами в состоянии закупить препарат по нормальной цене, то почему государство не может этого сделать в течение десяти месяцев? Это возмутительно!
МОЗ объясняет затягивание процесса, в частности, пересмотром номенклатуры закупок…
Пересмотр номенклатуры не может являться оправданием того, что может угрожать жизни даже одного ребенка. Мы как коммерческая структура стараемся помогать, когда нас об этом просят, и почти никогда не говорим об этом публично, но в данном случае я впервые захотел, чтобы гуманитарная помощь была оказана публично. Меня возмущает то, что происходит, и я хочу, чтобы это прекратилось. Это абсурд, когда жизни детей зависят от чиновника.
Я понимаю ситуации, когда в один момент в государстве произошли изменения, и, например, только волонтерское движение могло поддержать армию. Но со временем государство начало выполнять свои функции и занялось обеспечением армии, а в здравоохранении и обеспечении лекарствами за почти два года ничего не изменилось.
Кроме того, лекарства от гемофилии нельзя купить в аптеке. Даже если родители больных детей где-то найдут деньги, а это очень дорогие препараты, они не смогут их купить – этих лекарств нет в рознице. Это ставит людей в безвыходное положение. Но есть и другие вопиющие случаи. Например, когда в Борисполе двух детей покусали бешеные собаки, пришлось везти детей в Гомель (Беларусь) и там делать прививку, потому что сыворотки против бешенства в Украине не было и нет. Отсутствие лекарства для детей - это то, что находится за чертой допустимого.
Кроме того, мы сейчас активно занимаемся попытками купить вакцину БЦЖ для Одесской области, где уже десятый месяц не прививают новорожденных. В Одесской области нет вакцины БЦЖ, как и много того, что должно было бы быть закуплено по централизованным закупкам через Минздрав - дети не прививаются от туберкулеза. В результате, как говорят специалисты, до вспышки туберкулеза не 4-5 лет, а гораздо меньше. Даже если БЦЖ будут закупать через международные организации, очень большой риск, что процесс затянется.
В чем проблема с вакциной БЦЖ?
Действующая регистрация сегодня только у российской вакцины, с которой в прошлом были проблемы. Вакцина производства Дании находится в процессе регистрации на стадии проверки качества. Цикл проверки длится 54 дня. Если вакцина пройдет эту проверку, то только после этого мы сможем даже не купить, а только забронировать вакцину. После того, как вакцина будет произведена и поставлена по предзаказу, нужно будет ждать еще 54 дня карантина для контроля качества. Т.е. в лучшем случае вакцина поступит через 3-4 месяца.
Вакцины будут закупать через международные организации семьи ЮНИСЕФ. По вашему мнению, закупки через международные организации – это правильное решение?
Закупка через международные организации – это очень правильно. Но при этом, на мой взгляд, не нужно отказываться от существующей системы. Важный вопрос: когда вакцина может поступить по международным закупкам? Международные организации смогут размещать заказы только после раскрытия тендерных предложений. Т.е., по моим оценкам, поставки могут быть только через 7-8 месяцев.
Как вы оцениваете перспективы участия отечественных производителей в закупках 2015 года и в закупках через международные организации?
Это еще один важный вопрос. Около 25% в номенклатуре препаратов по госпрограммам, закупки по которым будут проводить международные организации, производятся в Украине. Но сегодня для того, чтобы международные организации закупали эти препараты, они должны быть переквалифицированы в международных организациях. Получается, что отечественный препарат, произведенный по международным стандартам, должен еще пройти процедуру преквалификации, затем вывезен за рубеж, потом международные организации купят его за пределами Украины, потом ввезут в Украину, где его и произвели.
Это не сложный, но абсолютно деструктивный путь. Привлекать международные организации можно и нужно к закупке препаратов, которые в Украине не производят. Бессмысленной выглядит ситуация, когда отечественные препараты, достаточно недорогие, но произведенные по всем международным стандартам качества, для участия в закупках должны еще проходить преквалификации, проверки и подтверждения.
Есть еще один непонятный нюанс: то, что закупается через международные организации, будет поставляться без НДС, а то, что закупают не через международные организации, - с НДС. Тот же госбюджет, те же закупки, но если ввозить будет международная организация, то препарат будет дешевле, а если кто-то другой, по обычной процедуре, то с НДС, а значит, дороже. В чем логика?
На мой взгляд, чтобы облегчить ситуацию, нужно было просто открыть для международных организаций возможность учувствовать в закупках. И это был бы суперправильный процесс. Не нужно никого идеализировать - международные организации принесут много позитива, но все, что они делают, будет что-то стоить.
С другой стороны, бизнес не должен за свои деньги закупать препараты, которые должно закупить государство за бюджетные средства. В частности, "Интерхим" не должен отвлекать на это свои средства, ведь мы исправно платим налоги. Но я опасаюсь, что ситуация с закупками дойдет до абсурда и начнется третья волна волонтерского движения, уже не в сфере обеспечения армии, а в сфере закупок лекарств. К этому существует много предпосылок. Например, просто катастрофическая ситуация с антиретровирусной терапией (ВИЧ/СПИД - ИФ). Схема лечения такова, что если нет нужного препарата, то пациенту нужно принимать более сильный препарат, но это сокращает пациенту жизнь. Поэтому если централизованная закупка не прошла вовремя, и препарат, который человек применяет, отсутствует, пациент вынужден сокращать свою жизнь. Проблема с закупкой сывороток закончится тем, что если завтра кто-то съест старые консервы, опять будет летальный исход, ведь у нас до сих пор нет сыворотки ботулизма. А если кого-то укусит собака, то опять придется везти в Гомель.
Как вы считаете, мог бы изменить ситуацию свободный оборот вакцин и сывороток?
Теоретически в Украине в свободном обращении есть вакцины, и люди могут покупать их себе сами. Но тогда возникает вопрос, для чего мы платим налоги и куда идут эти деньги? В прошлом году мы заплатили 60 млн грн налогов. А сегодня, помогая родителям больных детей, покупаем за свои средства лекарства для областной больницы для обеспечения госпрограммы. И это при том, что закон о госбюджете был подписан вовремя, и он даже исполняется – деньги на госзакупки лекарств есть, но сами закупки не производятся. Почему? Некоторые чиновники считают, что реформа важнее, чем жизнь людей. В результате безнадежно разрушается система, которая была, да, несовершенна, да, с дефектами, но она как-то работала. Взамен нее нового эффективного механизма не запущено, весь процесс, называемый реформой, мягко говоря, пробуксовывает. Весь ужас в том, что результат ошибок и непродуманной политики в данной сфере не экономические показатели, а человеческие жизни.