Тонущие вместе
Олег Покальчук для ZN.ua
Люди, которые голосуют за воров, предателей и жуликов, не являются их жертвами. Они соучастники. Дж. Оруэлл.
Говорят, по субботам некие приличные люди, соблюдая религиозные ритуалы своей культуры, категорически запрещающие работать в субботу, садились всем семейством на лавочках на улице. И сидели так от рассвета до заката.
Знатоки вопроса меня, безусловно, подкорректируют и дополнят, потому что это изрядный пласт этнокультуры. Обросший собственными историями и анекдотами. Но задача ставилась одна. Чтобы такие же приличные соседи визуально удостоверились в их правоверности.
Работало это стопроцентно или нет, сейчас трудно сказать. Но значительный процент домыслов и сплетен (или, как сказали бы сейчас, троллинга) этот бездвиж отсекал безусловно.
Современный модный тренд, выражающийся в различного рода хэштегах #Янеидунавыборы, имеет точно такую же функцию. Просто роль лавочки на улице сегодня выполняют социальные сети.
Участие в политическом процессе может быть в той или иной степени эффективно. Но оно, безусловно, далеко от какой-либо морали. Это не явление сегодняшнего дня. Если вы хотите быть эффективными, то нарушение первыми каких-либо правил и границ делает вас успешными. Доказано историей освоения Дикого Запада. Все вестерны (которые, по всей видимости, вскоре будут объявлены неполиткорректными) пользовались популярностью именно по причине преобладания сильной частной морали над хлипким общим правом.
Сначала общая картина. Нишу компетентных и в тоже время моральных субъектов, безусловно, занимают неправительственные организации. (К слову сказать, примерно 5% неправительственных организаций являются одновременно и этичными, и некомпетентными в сфере своей деятельности.) И это не только украинская картина. Наша реальность дополняется тем печальным обстоятельством, что волонтерское движение как гражданское, так и военных добровольцев, было целенаправленно уничтожено государством. Причины, которые к этому привели, достойны отдельной статьи. Впрочем, об этом и так много писали в социальных сетях. Вкратце напомню некоторые причины.
Представители гражданского общества в подавляющем большинстве случаев оказывались более компетентными и эффективными, чем чиновники. Мотивация гражданского общества вступала в непреодолимый конфликт с бюрократическими ценностями. Государственный принцип «разделяй и властвуй» был нарушен, произошло межэтническое братание с последующим вопросом к власти: а вы кто, собственно, такие? Предатели рисковали быть наказаны сообразно понятиям справедливости, а не права. Финансовые потоки Запада, на которых поколениями сидели казнокрады, могли быть перераспределены не в их пользу. Квазижурналистика при этом автоматически самоликвидировалась. Квазипатриоты всех уровней могли быть привлечены не только к моральной ответственности, но и к уголовной. Без срока давности и возможности спрятаться где-нибудь (например, в минском процессе). Ну и так далее. По этому кладбищу общественных надежд можно бродить достаточно долго.
Бизнес, вопреки марксистской мифологии, не является полностью аморальным и неэтичным. Это примерно 14% от общего числа. Но это не программная установка, а сумма обстоятельств. Это примерно такой процент, которому власти ставят условия, при которых другое бизнес-поведение невозможно.
Призовое место в некомпетенции и неэтичности делят между собой власть и пресса. Тех, кто считает их стопроцентными негодяями, я слегка разочарую. Пресса, конечно, круче. Примерно 48% негодяйства. Власть — немногим больше 40%.
Разумеется, это температура, как говорится, «в среднем по палате». Мировой. Украинская реальность отличается тем, что с моральной точки зрения к власти всегда были неоправданно завышенные требования. Это основывалось на национальной мифопоэтике, выполняющей функцию идеологии. Разность потенциалов между запросами и реальностью порождала и порождает серьезную психологическую травму примерно для четверти украинских граждан, разделяющих личную ответственность с тем, что происходит со страной.
На эту, достаточно стабильную систему координат накладывается процесс торжественного погружения нашего политического «Титаника», растущее беспокойство крыс (извините, пассажиров первого класса), все хуже попадающий в ноты ансамбль придворных журналистов на верхней палубе и мучительный выбор успешной модели поведения остальных — в условиях неопределенности.
С мотивацией факта участия в местных выборах все достаточно просто. Есть остатки недобитых идеалистов, самого разного возраста. Их субъективный идеализм предполагает, что вера в высокое физически способна двигать горы. Их обычно используют втемную различного рода негодяи, успешно эксплуатирующие идеалистов в качестве полезных идиотов.
Есть эффективные психопаты, у которых мораль и этика отсутствуют анатомически. Они обладают отрицательной харизмой. То есть все знают, что они негодяи, но все равно за них голосуют.
Есть хорошо организованный идеологический враг, с опытом, деньгами и надежным русским тылом.
Есть как бы власть и как бы оппозиция, ненавидящие друг друга больше, чем военного врага, и поэтому не чуждые тактически выгодным альянсам с кем угодно, в том числе с этим самым врагом.
Есть случайные люди, которых набрали по объявлению, поймали на улице и пообещали быстрый заработок и полный холодильник еды за короткое время позора.
Отважиться нырнуть во все это человеку думающему чрезвычайно трудно. Злобное обзывание их «белыми пальто» теми, кто все же рискнул, показывает два фактора.
Во-первых, крайнюю нехватку кадров в любом сегменте политического процесса. Ни одна из вышеперечисленных групп не обладает квалифицированным большинством. Даже более-менее сносными «тушками» не обладает. Поэтому политический прозелитизм, переманивание ценных кадров друг у друга, совместное негодование по поводу «отказников» — иллюстрация этого явления.
Во-вторых, мы видим страх по поводу того, что неприсоединившиеся могут стать весьма скверным фоном для фигур самих участников выборов. В момент восприятия фигуры на фоне, когда она является предметом внимания, границы ее четко очерчены и отделены от фона. Все это в комплексе и составляет то, что психологи обозначают как «гештальт». Фигура наделяется четкой формой и очертаниями лишь когда фон остается нечетким и бесформенным. Если фоном являются самостоятельные и мыслящие люди, это катастрофа для фигуры, претендующей на политическую значимость.
Конечно же, в этом хэштеге есть и скрытая форма маркетинга — посмотрите на меня, какая я умная и независимая или независимый, да какая разница. Важнее, что моя позиция более ценна с точки зрения ценностей. Но если вы конвертируете ее в денежный эквивалент, мы тоже не обидимся.
Но в основном этот феномен совершенно искренен, и поэтому его вполне можно назвать «внутренней эмиграцией». Для тех, кто связывает этот термин исключительно с диссидентами советской эпохи, уточню, — он гораздо более древний. Его в 1838 году впервые предложила французская писательница Дельфина де Жироден. Она употребила словосочетание «внутренняя эмиграция», описывая события Июльской монархии, и применила его к тем, кто сохранил верность ушедшим Бурбонам. Они отказывались от участия в придворной жизни и, по мнению де Жироден, прозябали в тщетности и попросту уходили от реальности: «Дух партий изобрел тысячи неслыханных аргументов, причудливых отговорок, в которых мы, к счастью, ровно ничего не смыслим; согласно новым понятиям о политической щепетильности, служить своей стране в качестве офицера, дипломата или чиновника — значит предать веру отцов и честь собственного рода».
Ситуация усугубилась тем обстоятельством, что эпидемия практически аннулировала возможности безвиза. Да что там, закрыла возможности свободного передвижения даже для обладателей тех паспортов, которые вообще не предполагали такую возможность.
В этом внешне игривом «я не боюсь сказать, что я не иду ни на какие выборы», кроме субъективной попытки предъявить миру собственную моральность (о чем мир совершенно не просил, потому что ему по барабану) есть еще одна внесубъектная особенность.
Можно назвать это политическим ЛГБТ — декларируем право меньшинства как важное, живем в свое удовольствие, на демографию влиять не планируем. Публично возразить особо нечего, но и поддерживать как-то стремно.
И можно — симптомом политической инволюции, полураспада целостности страны. Представьте себе на стене красивую мозаику, довольно древнюю, откуда под воздействием изменения политического климата осыпаются разноцветные кусочки. Сами по себе они образовывают внизу вполне колоритную кучку, в которой с удовольствием будут играть дети. Но целостность изначального рисунка постепенно утрачивается.
Мы из года в год сетуем на то, что у власти пребывают идиоты. Это нам, обиженным, так кажется. На самом деле это в высшей степени успешные люди. У них и у их детей все отлично. То, что они не соответствуют романтическим ожиданиям и влажным мечтам — это наше личное горе, ибо «без лоха жизнь плоха». Хотите выигрышно участвовать в процессе — платите деньги. Вовсе не обязательно платить деньги за место в списке, вас все равно кинут.
А попробуйте представить, что вы будете платить налоги, в несколько раз больше, в обмен на то, что вы хотите видеть в Украине, но без каких-либо календарных обязательств?
С моральной точки зрения я, скорее, сторонник тех людей, которые публично декларируют свое неучастие. Когда-то в молодости я выиграл выборы в Верховную Раду, но Бог оказался милостив ко мне, и явка оказалась недостаточной — законодательство тогда было таким. Затем, десятилетиями наблюдая, как, попав во власть, поразительно мутируют в духе зомбиапокалипсиса в общем-то приличные и образованные знакомые, я порадовался, что именно этим некролог себе я уже не испорчу.
Но в силу опыта, знаний и все той же морали я обязан констатировать, куда именно ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Период политической апатии неизбежен вслед за массовым воодушевлением, которое было цинично предано все теми же политиками. Индивидуальное нравственное сопротивление — лучше, чем ничего.
Если вы все же понимаете, что «Титаник» тонет, то утонуть вместе с ним — это ваш выбор. Но если вы при этом не спасаете других — вы соучастник.