Охотничья культура убивает
Владимир Борейко, директор Киевского эколого-культурного центра
Каждая охотничья картина, каждый охотничий рассказ, каждый охотничий фильм или каждое стихотворение про охоту, это не просто художественное произведение, а закодированное высказывание жестоких преступников.
"Оба охотника дождались, пока шедший впереди гиппопотам не оказался всего в нескольких ярдах от них, и выстрелили почти одновременно. С воплем, напоминающим сразу и хрюканье кабана и ржание лошади, гиппопотам повернул к берегу, но не побежал, а начал медленно кружиться на одном месте, как собака, которая собирается лечь спать. Так и он – покружился и лег, чтобы никогда уже не подняться. В ту ночь Виллем с Гендриком подстрелили еще трех гиппопотамов. Таким образом, они убили за одни только сутки четырнадцать штук. Макора сказал, что его племени за целых два года не удалось убить так много гиппопотамов. (…)", Майн Рид, "Охотники на жирафов".
Почему же нарратив про охотничью культуру долгое время воспринимался так беспрекословно? Это результат длительной работы по созданию глобального охотничьего культурного бренда, который виртуозно маскирует низменные мотивы охотников. Это не просто произведения культуры, это культурная ширма, которая ловко скрывает экологические преступления под видом описаний " красот" природы или жизнедеятельности "настоящих" мужчин.
Охотничья культура превратилась в фабрику по производству оправданной жестокости и жадности охотников, создавая интеллектуальное алиби для охотничьего хозяйства и охотничьего бизнеса , основанного на насилии и попирании прав животных.
Уничтожение редких видов животных, геноцид в отношении массовых охотничьих видов ( уток, гусей, зайцев), пытки диких животных капканами и гончими псами, травля зайцев, оленей, лисиц и волков до изнеможения-получили культурное обоснование и поддержку от многих известных писателей и художников.
Некоторый западноевропейские художники создали специальную серию пыточных картин в отношении диких животных. На них изображены самые настоящие пытки, которые устраивали охотники в отношении оленей и других диких животных, травя их собаками. Например, картина "Олени, загнанные сворой собак ", созданная голландцами Франсом Снейдерсом (1579-1657) вместе с Паулем де Восом (1592-1678). На ней несчастный олень, изгибающийся в предсмертной муке и десяток свирепых охотничьих псов, буквально раздирающий его на части. Подобную сцену истязания несчастного оленя изобразил Жан-Дезире́-Гюста́в-Курбе́ (1819-1877). Картина называется " Убийство оленя"- свора собак вцепилась зубами в раненого оленя. На картине изображен олень, упавший на заснеженную землю, на которого нападает стая охотничьих собак. Воспел садистскую охоту русских бар при помощи гончих на зайце и Лев Толстой в романе "Война и мир". Он писал, как Наташа Ростова после того, как на псовой охоте заяц-русак был садистски затравлен собаками, принадлежащими их дому, "не переведя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело".
Охотничья культура создала уникальный феномен- эстетизацию насилия и убийства. От картин Рубенса и Делакруа до художественных описаний охоты в произведениях Хемингуэя, Майн Рида, Толстого и Пришвина.
"М’Кола забавлялся, глядя, как гиену убивали почти в упор. Еще занятнее было, когда в нее стреляли издали, и она, словно обезумев, начинала кружиться на месте в знойном мареве… Истинный же разгар веселья начинался после настоящего мастерского выстрела, когда гиена, раненная на бегу в заднюю часть туловища, начинала бешено кружиться, кусая и терзая собственное тело до тех пор, пока у нее не вываливались внутренности", - наслаждался описание жестокой охоты Нобелевский лауреат Э.Хемингуэй в автобиографической повести "Зеленые холмы Африки".
Эстетически художественная форма маскирует чудовищное содержание.
Засыпаю, дергаются ноги,
За окошком мир теперь далек,
На распялке нежной недотрогой
Сушится вчерашний соболек.
Ю. ЛЮТЦ
"Охота совершенно так же, как и чувственная любовь: поэзия природы сопровождает и другую страсть, но дело не в поэзии, а в овладевании предметов страсти: птица должна быть убита и девушка должна сделаться женщиной"- признавался Пришвин, пытаясь демагогически сравнить убийство с любовью.
Охотничья культура остается токсичным миксом эстетики убийства и трупного яда, который продолжает отравлять не только самих охотников, но и всех остальных людей.
Охотничья культура— это атмосфера зла и одобряемых пороков. И дело тут не только в том, что во время охоты охотник пользуется такими аморальными приемами, недостойными порядочного человека, как обман, коварство, засада, нападение из-за угла, преследование слабого сильным, добивание лежачего, использование его любви, голода и т. д.
Спортивная охота воспитывает такие негативные качества, как самодовольство, тщеславие, злорадство, хвастовство, вранье, зависть, лицемерие. Но на первом месте среди них стоит жестокость. Спортивная охота — это в первую очередь пропаганда жестокости и насилия.
Российский охотовед С.А. Русанов в своих мемуарах "Семьдесят лет охоты" вспоминает: "Одиннадцатилетний мальчик рвался сопровождать старшего на охоту. Но особенно стремился приканчивать подстреленных птиц к тому же с истязанием, приговаривая: "Глазки вон! Глазки вон!".
Охота — это процесс преобразования животного в труп, это развлечение для садистов. Демоническая страсть убивать, добивать охватила писателя-эмигранта Бориса Зайцева. В рассказе "Мгла" он писал о преследовании раненного волка: "В горле хрипело, пальцы хрустят, рот дергается, это-то безумное владеет мною… Но он мой, мой! Теперь уж его серое тело крепко сидит на макушке моего ружья, — какое наслаждение!".
Охотничья культура формирует особый тип сознания- грубого антропоцентриста, которое отличает жестокость к тем, кто стоит ниже в эволюционной иерархии- зверям, птицам, рыбам, растениям. Эта культурная матрица создает условия, при которых насилие в отношении к животным не просто оправдывается, но воспевается, поэтизируется и почти сакрализируется.
Охотничья культура сформировала целую философию, философию безнаказанного и ободряемого убийства, имперского отношения человека к природе, философию запредельной жестокости, жадности, вранья и двуличия.
Как бы не пыталась оправдать охотничья литература убийство, оно всегда является убийством, кто бы его не оправдывал и как бы не защищал. А те, кто убивает ради развлечения, баловства, просто так-являются преступниками, так как прежде всего убивают человека в себе.
Эта культура формирует систему жестких антропоцентрических ценностей, определяя как человек должен видеть природу и действовать в ней. И в случае с охотничьей культурой это оказалось совместимо с массовым насилием, убийством, враньем и … весельем.
Инженер охотничьей идеологии, русский писатель- охотник Некрасов. Убийство для этого любителя карточной игры-дело веселое. Ему ВЕСЕЛО убивать!
"ВЕСЕЛО бить вас, медведи почтенные", - писал он в стихотворении "Пожарище". В другом своем стихотворении "Я люблю простор и барство" Некрасов пишет:
"Дорога моя забава,
Да зато и ВЕСЕЛИТ;
Об моей охоте слава
По губернии гремит!"
В "Записках ружейного охотника Оренбургской губернии" писатель-охотник Аксаков хвастался:
- "Вообще стрельба перевозчиков нелегкая и не изобильная, но, по мне, очень ВЕСЕЛАЯ…".
- "Очень ВЕСЕЛО на дальнем расстоянии вырвать из станицы чистого пером, сытого телом прилетного гуся!"
- "А как ВЕСЕЛО ссадить косача метким выстрелом с самой вершины огромного дерева и смотреть, как он, медленно падая, считая сучки, как говорят, то есть валясь с сучка на сучок, рухнет, наконец, на землю!"
Почему охотничья культура оказалась идеальной почвой для оправдания жестокости, насилия и убийства? Объяснение мы находим в системе ценностей охотника. Основой его ценностной системы является непризнание прав диких животных на жизнь, свободу и защиту от жестокости по вине человека. Вторым важным ценностным моментом является дегуманизация животных охотничьими писателями и художниками. Зайцы, утки и медведи представляются ими как неживые аттракционы для развлечения охотников или как фигурки в охотничьем тире.
Лев Толстой в 37 лет записал в дневнике: "Рано поехал на порошу, ПРИЯТНО убил зайца".
Детский охотничий писатель (бывают и такие) Соколов-Микитов в рассказе "На теплой земле" вспоминал о своей охоте в детстве "Я выстрелил в пухлую синичку, сидевшую на сухом сучке. Грянул выстрел, ружье толкнуло в плечо. Пополз синий дым, запахло порохом. Мертвая синичка повисла в развилке сучка. С диким ВОСТОРГОМ кинулся я к моей первой добыче. Я чувствовал себя героем ".
Современный русский поэт-охотник Владимир Семенов:
Дуплеты раздаются
Тах-тах, тах-тах.
И тушки оземь бьются
В траве, кустах.
Мужицкая потеха —
Игра, игра.
Желаю нам успеха,
Ни пуха, ни пера*.
*В. Семенов, 2000. По созвездиям охотничьих троп. — СПб. — С. 35.
Охотничья культура создала странную мифологию, которая пытается примирить противоречия между декларируемыми ценностями (охотник-друг природы) и реальными практическими действиями охотников (охота на редкие виды животных, пытки животных капканами, гончими псами и в притравочных станциях, сопротивление созданию новых заповедных территорий, блокирование попыток внесения редких видов животных под защиту Красной книги). Эта мифология настолько липкая, что даже образованные, критически мыслящие люди часто оказываются в ее плену.
Охотничья культура создала удивительную систему самозащиты, когда любая критика воспринимается как варварство и непонимание.
Стоит появиться критическому высказыванию об охотничьей культурной традиции, как тут же появляются защитники, которые апеллируют к великим именам, духовным исканиям и к величию искусства.
Однако в данном случае культура перестает быть автономной художественной практикой, становясь тотальным инструментом охотничьего вранья, превращаясь в культуру ресурсную, охотничью. Культура на службе убийства порочна и должна быть осуждена. Как, например, великолепный фильм "Триумф воли" — пропагандистский фильм о фашизме, снятый кинорежиссёром Лени Рифеншталь по заказу Адольфа Гитлера.
Такая культура выступает не критиком, а соучастником, оправдывая и поэтизируя убийство охотниками дикого животного ради развлечения.
Став охотничьей, культура, которая должна быть хранителем универсальных человеческих ценностей, превратилась в генератор оправданий массового насилия и убийства.
Современная охотничья культура похожа на культуру воровскую — такая же аморальная, примитивная и маргинальная. Там — блатная, тюремная романтика, неуважение к человеческой жизни, воспевание жестокости, здесь — романтика обмана, насилия над живым существом, поэтизация убийства ради потехи. И обе являются, к сожалению, важными составными частями нашей общей культуры.
Хочу вспомнить эколога Ф.Р. Штильмарка, что "ни хвалиться охотничьей страстью, ни, тем более, прославлять охоту нет оснований". Действительно, почему никто не поэтизирует профессию мясника, работников кладбищ и моргов? Хотя это нужные профессии…
Нередко и сами мастера культуры пропагандируют охоту. Режиссер Никита Михалков, актер Андрей Соколов: "На охоте наступает полное расслабление. Там как в бане: нет ни чинов, ни регалий. Только свобода и счастье."
Эти охотничьи фрики транслируют свой концентрат бреда и абсурда через желтое и продажное медийно-интернетное пространство черни и невеждам, хорошо понимая, что самая прямая дорога к ней лежит через кровище.
Дном охотничьей культуры являются выставки трупов убитых на охоте животных-рогов, чучел. В 20 веке преступную традицию оценивать свое величие по количеству трупов животных воспел Хемингуэй. Во многом благодаря ему богатые люди Европы и Северной Америки продолжают устраивать террор слонам, жирафам, львам и другим несчастным животным. За последнее десятилетие трофейными охотниками было убито более 1,7 миллиона животных, включая львов, слонов и находящихся под угрозой исчезновения носорогов. Награду специального приза "Африканской большой пятерки" получили почти 800 охотников, которым удалось убить по крайней мере одного льва, слона, леопарда, черного или белого носорога и буйвола. Сбор тел или частей тел диких животных в качестве трофеев является этически неприемлемым способом отношений с дикой природой и дикими животными.
Всякое глумление над трупом живого существа, в том числе эстетизированное, есть признак психического отклонения. Трупофилия, которая царит на выставках охотничьих трофеев, воспитывает жестокость, презрение к животным, агрессию, неуважение к жизни не только у детей, но и взрослых. Это настоящее торжество зла. И даже один взгляд на зло выставок охотничьих трофеев разлагает. Чем больше зла трупофилы-охотники причиняют диким животным, тем больше они развращаются как личности, превращаясь в психопатов, садистов, безумцев.
Нобелевский лауреат по литературе писатель Эрнест Хемингуэй был злобным трофейным убийцей. "Лучшая работа — это постреливать в бегущих навстречу носорогов или отрезать бивни рассерженным слонам" -писал он Грегори Хемингуэю в 1954 году. Дома у писателя во всех комнатах по стенам были развешаны охотничьи трофеи , которые он привез из Африки. Из-за них он даже поругался с третьей женой. Она не разрешала их присутствия в доме, утверждая, что это не гигиенично.
Особую роль в развращении людей играют охотничьи СМИ. Они не только занимаются целенаправленной дезинформацией, но и создают опасную охотничью смесь, отравляющую коллективное сознание.
Нынче границы между современной охотничьей культурой и охотничьей пропагандой размылись настолько, что само понятие " охотничья культура" стало токсичным. Охотничья культура превратилась в оружие охотников.
Охотничья культура убивала, убивает и будет убивать.